Предрассветной порой, В кухню дверь приоткрыв, замечаю, Отраженный в воде Тусклый отблеск лунного света В соцветиях вишни вешней... *
Они сидят на скамейке плечом к плечу: сутулая спина и невыразимо прямая, светлые волосы и темные, содержательный грустный взгляд вдаль и сосредоточенный – себе под ноги. Невыразимо, интуитивно похожие и такие разные, с абсолютно разными жизнями и перспективами, сейчас они смотрят на одно и то же цветущее дерево. Сакура укутана нежно-розовыми цветками, которые шуршат и покачиваются при порывах ветра. Она еще не начала отцветать, так что сейчас дерево в своей лучшей форме. Шизуо хочется запомнить его таким, поместить в альбом своей памяти, чтобы не забывать никогда, почему-то эта картинка: сакура на фоне заката, его успокаивает. Касуке хочется запомнить брата таким – без злого излома между бровями, без напряженных мышц, расслабленно наблюдающим за тем, как цветет вишня. На ум почему-то приходит сравнение с мудрецами эпохи Эдо, которые тоже вот так сидели и любовались, а потом писали самые красивые в мире танка… Хотя, в общем-то, Касука знает, что его брат был бы совсем другим, если бы не страдал от неконтролируемых чувств и их проявления. Возможно даже, не вызывал таких эмоций. Шизуо сложный, но чем-то очень похож на сакуру: краткий момент покоя, расцвета – и бурное сбрасывание лепестков. Только вот вряд ли они такие же нежные, как у этого дерева перед ними. - Знаешь, а ведь я тебе завидую, - говорит Касука, приваливаясь к плечу брата, как в детстве. Шизуо не отвечает, вздыхая, щелкает зажигалкой. Касука скашивает взгляд на наручные часы и поднимается со скамейки. Он не прощается, уходя, уверенный, что его старший брат не задумается над его словами. Вообще-то, в тайне Касука надеется даже на то, что Шизуо этих слов и вовсе не слышал. Потому что, в каком-то смысле, младший Хейвадзима и сам не понимает, что бы это могло значить.
В кухню дверь приоткрыв, замечаю,
Отраженный в воде
Тусклый отблеск лунного света
В соцветиях вишни вешней... *
Они сидят на скамейке плечом к плечу: сутулая спина и невыразимо прямая, светлые волосы и темные, содержательный грустный взгляд вдаль и сосредоточенный – себе под ноги. Невыразимо, интуитивно похожие и такие разные, с абсолютно разными жизнями и перспективами, сейчас они смотрят на одно и то же цветущее дерево.
Сакура укутана нежно-розовыми цветками, которые шуршат и покачиваются при порывах ветра. Она еще не начала отцветать, так что сейчас дерево в своей лучшей форме.
Шизуо хочется запомнить его таким, поместить в альбом своей памяти, чтобы не забывать никогда, почему-то эта картинка: сакура на фоне заката, его успокаивает. Касуке хочется запомнить брата таким – без злого излома между бровями, без напряженных мышц, расслабленно наблюдающим за тем, как цветет вишня. На ум почему-то приходит сравнение с мудрецами эпохи Эдо, которые тоже вот так сидели и любовались, а потом писали самые красивые в мире танка…
Хотя, в общем-то, Касука знает, что его брат был бы совсем другим, если бы не страдал от неконтролируемых чувств и их проявления. Возможно даже, не вызывал таких эмоций. Шизуо сложный, но чем-то очень похож на сакуру: краткий момент покоя, расцвета – и бурное сбрасывание лепестков. Только вот вряд ли они такие же нежные, как у этого дерева перед ними.
- Знаешь, а ведь я тебе завидую, - говорит Касука, приваливаясь к плечу брата, как в детстве. Шизуо не отвечает, вздыхая, щелкает зажигалкой.
Касука скашивает взгляд на наручные часы и поднимается со скамейки. Он не прощается, уходя, уверенный, что его старший брат не задумается над его словами. Вообще-то, в тайне Касука надеется даже на то, что Шизуо этих слов и вовсе не слышал. Потому что, в каком-то смысле, младший Хейвадзима и сам не понимает, что бы это могло значить.
* Ёсано Акико, из книги «Цветы грез»
увы, не з., только восхищенный читатель)